Главная Биография Фотографии Театр Кино Пресса Гостевая Ссылки Почта


Интервью с Александром Бобровским

– Александр,расскажите каким образом Вы стали артистом?.

А.Б.: С детства у меня и в мыслях этого не было. Сколько себя помню - всегда мечтал быть шофером, причем, не простым, а дальнобойщиком! Тяга к технике у меня до сих пор, слава Богу, осталась, ментально я технарь, у меня технический склад ума, однако он творческий. Например, в детстве, когда отец дарил мне очередной конструктор, я полностью погружался в его сборку – изучал все, что связано с той или иной моделью, и как только я понимал технологию – эта вещь становилась мне не интересна. Тоже самое могу сказать про свою машину, никогда не отдаю ее в автосервис, напротив, я закупаюсь огромным количеством специальной литературы и стараюсь чинить самостоятельно…
Честно говоря, не знаю, каким образом получилось так, что я стал артистом, возможно, этот потенциал всегда был во мне, и рано или поздно это должно было случиться. После восьмого класса я поступил в станко-инструментальный техникум, где и пошел в кружок художественной самодеятельности. Возможно это и стало некой точкой отсчета на моем творческом пути.

– Но ведь была какая то причина, по которой будущий техник-технолог пошел в драмкружок?

А.Б.: До сих пор не могу это понять. Голос громкий, стихи какие-то знал и читал. Самое главное, что я никогда не стеснялся показать себя на людях. Мы стали заниматься, но о будущей актерской карьере я еще не думал. Здесь опять проявлялась моя техническая заинтересованность – как все устраивается (техника сцены, техника постановки спектакля), вот я туда и влез! Однако театральная профессия настолько многогранна, что до сих пор не могу до конца разобраться в ней и устать от нее, соскучиться. Поэтому, видимо, и остаюсь актером! А получилось все таким образом: руководитель нашего кружка – Виктор Васильевич Шимановский, по прошествии какого то времени сказал мне, что если я не буду поступать в театральное училище, то буду дураком, которым я, естественно, быть не хотел, тем более, что профессия у меня уже была.

- Неужели вы работали по специальности?

А.Б.: Да, и довольно много. На заводе Сергея Орджоникидзе станки собирал.

- Как вы все таки поступили и куда?

А.Б.: Шимановский (он тогда был актером театра миниатюр в Саде Эрмитаж, а потом перешел работать к Райкину, сначала к папе, потом к сыну) стал готовить со мной вступительную программу. Песню выучили быстро – «Мороз, мороз» - под гитару идет замечательно, можно показать и голос и темперамент. Мне не хотелось читать ни Пушкина, ни Лермонтова, которых читали все, отрывок я взял из любимой на тот момент книги «Угрюм-река», стихи – Байрона,. его тоже берут не часто. Басню вообще нашел в журнале «Крокодил», маленькую, которую никто не знал. С этим багажом и пошел поступать. Скажу сразу, что я поступал сразу во все театральные училища, кроме ВГИКа (в тот год набирал Баталов, курс был сформирован еще с зимы, так что идти туда было бессмысленно). Везде прошел до подачи документов и ,естественно, свой выбор сделал в пользу Щукинского училища, но с первого раза не прошел.

-Почему, с чем возникли трудности?

А.Б.: У меня всегда были проблемы с русским языком и литературой – я просто не мог читать по принуждению. Для меня очень важно самому выбрать что-то и прочесть (мне и в школе тройку по литературе поставили только при условии, что я уйду. Я протер от пыли портреты великих писателей и получил свои заслуженные три балла). Вступительное сочинение я писал черными чернилами. когда мне его вернули – черных там не осталось –были одни красные. Хотя я честно готовился, учил темы, зато это стало для меня хорошим уроком – больше я не готовился НИКОГДА! (ведь сколько раз человек начинает жизнь заново, а новое всегда интересно. В техникуме я тоже честно писал билеты, не спал две ночи перед первым экзаменом – с которого ушел с двойкой. Этот факт меня вразумил, больше такими глупостями я не занимался и всегда все списывал). Заклеймили мое сочинение со всех сторон, даже по содержанию – хотя тему я взял нейтральную «Новый человек современного общества». Плюс ко всему, шел 79 год и политические моменты тоже имели свою силу. Также, был еще один нюанс, который сыграл решающую роль в моем непоступлении – со мной на курс поступал Саша Тимошкин, с которым внешне мы были похожи как братья-близнецы. Такие классически русские герои и, видимо, пожертвование одним из нас особенно не напрягало педагогов, так что я пролетел. Это же травма, жуткое разочарование, траур - мне было все равно куда идти – а это восемнадцать лет, подходил срок почетной военной обязанности каждого советского гражданина…Я был готов все бросить и уйти служить на 25 лет!

- Вы занимались в театральной студии «Арлекин», как вы туда попали?

А.Б.: Когда я уже окончательно настроился на службу, и до призыва оставалось всего несколько месяцев, приходит письмо от Московского Театра-студии «Арлекин» под управлением Мелконяна Сергея Андреевича ( поразительный человек – совершенно похож на Вахтангова: тот же нос, южные корни – желчность, темпераментность театральная). Меня пригласили в эту студию – снова выросли крылья, и я полетел …Это были удивительные два с половиной месяца : я тогда продолжал работать на заводе, после чего ехал в Дом на набережной, где внизу, в подвальчике, и располагалась наша студия, и там мы занимались до двенадцати, до часу ночи , еще не могли у метро разойтись – устраивали какие-то игрища, пели песни. Жаль что это восхитительное время длилось так не долго, это был шоколад; такое, что осталось со мной на всю жизнь – ни до, ни после я такого больше не испытывал (31 октября меня таки забрали в армию). Я счастливый человек, счастливый актер, потому что знаю что такое студия, более того, вахтанговская студия..

- Можете вспомнить самую первую роль?

А.Б.: Это было еще в нашем драмкружке, очень интересная роль – служебная собака, на границе. Роль была очень ответственная: очень большая служебная собака, у меня был поводок, был хозяин.

- Лаяли, рычали?..

А.Б.: Да, лаял человеческим языком! Потом у нас были маленькие лебеди, у меня очень был хороший лебедь – центровой. А уже после этого мы решили взяться за что-то серьезное и сделали композицию о Маяковском, где я играл самого поэта. Конечно, это было достаточно убого и непрофессионально, но, тем не менее, это был театр, где мы выходили на сцену и играли. У Шимановского возникла идея сделать спектакль о Маяковском, а это еще советские времена, 78 год, в свете которого Маяковский – агитатор, горлан, главарь. Мы же хотели показать, что он ранимый человек, у которого все нервы наружу и прикасаться к ним грязными руками не допустимо! Читали много лирики, я даже не подозревал, что у Маяковского есть такие стихи. Много материала нашли в статьях о поэте, где его спрашивали, почему он такой большой, а пишет настолько надрывные, сопливые стихи, на что он отвечал: « А вы хотите, чтоб я стулья ломал и тарелки жевал?» Почему-то тогда считалось, что так писать неприлично. Мне Маяковский очень близок, его стиль, его искренность и пронзительность. Потрясающий совершенно человек, уже с возрастом, когда многие вещи стали понятнее – меня поразили эти странные отношения Маяковского с Лилей Брик. Я не могу сказать, что отношусь к этому негативно, я этого не понимаю. Фигура Брик для меня отвратительна, но отвратительна она именно в свете Маяковского, и я здесь необъективен, потому что я буду защищать естественно его, потому что я не знаю, как говорила Лиля Брик, что она думала, – может быть она действительно обладала какими-то удивительными качествами… А Маяковского я знаю.

- Вторая попытка поступления оказалась удачной?

А.Б.: Да, в армии я перелопатил огромное количество всевозможной литературы, еще больше утвердился в том, что хочу учиться именно в Щукинском училище, а когда шел поступать, уже не было ни мандража, ни волнения, никаких бессонных ночей перед сочинением – их у меня было немеряно в каждом кармане…
На мой взгляд, поступающий человек должен быть уверен в себе, но не самоуверен: я приходил на прослушивание, нас запускали по десять человек, я смотрел и думал: «Ну вы, конечно, почитайте, ребята, но меня отберут…», я был готов, знал, что это моя дорога, с которой я уже не собираюсь сворачивать. И получилось!

-Значит сочинение вы списали?

А.Б.: Безусловно. Второй раз судьбу проверять я не хотел. Солгал, немножко…

- У Вас идет 18-ий сезон в Моссовете, как вы попали в этот театр?

А.Б.: Мистическая случайность. Меня вообще часто преследует явление дежавю. Когда я только поступил в училище, прогуливаясь с девушкой мимо нашего театра, я в шутку сказал ей, что вот это театр, в котором я буду работать. Вот пожалуйста!
Своих выпускных спектаклей у меня было два «Герцогиня Герольштельдская» и «Эффект Редькина» . Меня брали в Севастопольский, Мурманские театры.

- Хорошо, что не забрали

А.Б.: Точно. Также было предложение из театра Маяковского, к Гончарову, но почему то мне туда не хотелось идти, таким образом, дотянули до последнего дня – завтра вручение дипломов, а сегодня последний показ, для театра Моссовета. Причем, положение у меня тогда было очень даже выгодное – Павел Осипович тогда работал председателем нашей приемной комиссии, а значит видел все наши работы. И вот в назначенный, последний, день мы приехали сюда на показ. Я взял с собой бутылочку портвейна, знал, что выпью ее в любом случае – либо с радости, либо с горя. Мой концертмейстер опаздывала, я волновался и перед нами, на полтора часа вклинилась табаковская студия! Это было жутко, я прекрасно понимал, что сейчас они устанут и уже ничего и не кого не захотят видеть. Поэтому, дабы снять напряжение, я потихоньку выходил сюда, к припасенному портвейну, и за два часа успокоился совершенно - вышел показываться с тем же чувством, как «служить 25 лет – все равно». Потом, когда Павел Осипович подошел ко мне и сказал, что для меня здесь работа найдется, я как сумасшедший, как пьяный от радости пошел на Патриаршие пруды, сел там, кстати, Ульянова встретил – как мне тогда показалось, добрый знак. Короче, я был счастлив!

-Вы верите в мистику?

А.Б.: Да, безусловно. В эти явления нельзя не верить.

- И часто с Вами случаются такие загадочные вещи?

А.Б.: Я их не отслеживаю. Конечно часто, как и с любым человеком.

- Страшно не бывает?

А.Б.: Нет, ведь по настоящему верующему человеку ничего не страшно.

- Александр, в Моссовете Вы сыграли более тридцати ролей, какие спектакли и роли Вам больше всего запомнились?

А.Б.: Естественно одна из самых первых ролей – Виктор в «Дорогой Елене Сергеевне». Причем это единственная роль, единственный спектакль, который погиб своей смертью – он вместе с нами родился, вырос, прожил самостоятельную, взрослую жизнь, состарился и умер. Это был идеальный спектакль – его можно было играть где угодно, начиная от душевой и туалета и кончая огромным залом на две тысячи мест!

- Много ли было задействовано в нем актеров, потому что душевая слабо представляется в роли театральной сцены.

А.Б.: В «Дорогой Елене Сергеевне» играло пять человек. По поводу места – это не пустые слова. Был случай, когда мы играли этот спектакль в школьном классе: в три ряда стояли парты, и мы работали на свободном месте перед доской . Уход моего героя за занавеску был уходом со сцены, а зрительские реакции были такие же, как будто действие шло в зале, со светом и звуком.

- Когда заканчивается жизнь спектакля, за счет чего это происходит?

А.Б.: Я думаю, что за счет актеров, редко, когда между ними завязываются настоящие отношения – актеры в жизни достаточно одинокие, отдаленные друг от друга люди, хотя, может быть это и правильно. Но на работу мы всегда склеиваемся, спариваемся, как единое целое, когда общим становится все: и боль, и переживания, состояния, взаимоотношения, настроения, в результате этого рождается общий ребенок – спектакль. Но в процессе жизни спектакля мы меняемся, становимся взрослее, устаем, меняется наше мировоззрение, а так как спектакль живое существо, как и театр, у него потихоньку начинают умирать клетки – то седина появилась, то нога отвалилась (декорация обрушилась). Именно это мало-помалу ведет к тому, что рано или поздно спектакль уходит сам по себе, хотя, опять же, не без хирургического вмешательства. С «Еленой» было не так – мы действительно выросли, ну какой я Витя, которому пятнадцать лет?

- Но в комедии «Ошибки одной ночи» Вы до сих пор играете восемнадцатилетнего Тони Лункинса.

А.Б.: Это тоже страшная вещь. Не знаю, может быть доигрываю его последний сезон, боюсь загадывать. Уже тяжеловато, внутренне ощущаешь, что уже не то. Хотя, здесь тоже есть маленький ход, если ты работаешь профессионально, актерски честно, то зритель будет смотреть на то, что ты не соответствуешь возрасту, секунды три-четыре. И после этого, если ты сможешь увлечь его в действие, зрителю будет все равно, сколько тебе лет – можешь быть седой и с бородой – для публики ты будешь все тот же молодой мальчик, который бегает по сцене. Это некий момент заключения договора со зрителем, договора об условиях игры. Иногда получается, сейчас все реже и реже.

- Этим летом вы получили заслуженного, долго Вы к этому шли?

А.Б.: Ждали-ждали – дождались. Меня ведь уже выдвигали на это звание, но по причине некоторых обстоятельств отозвали, пришлось подождать, и довольно долго.

- Но, слава Богу, звание присвоено. Должен ли стремиться артист к этим наградам, что для этого ему нужно делать?

А.Б.: Во-первых, не думать об этом. Не рваться, не стремиться. Я не стремился, если бы у нас эта информация не была бы общедоступна, я не узнал бы, что меня выдвигали тогда. Звание ведь не дает никаких благ – немного повысили зарплату и за государственный счет меня похоронят – все.

- За чем же так грустно?!!

А.Б.: Ну а что еще может дать «заслуженный артист»? В моей жизни этот факт не изменил ничего, для окружающих это значит намного больше. Говорят, значок должны вручить, а может, и нет – мне историю рассказывали, как какому-то артисту должны были вручить знак, но у государства не было золота, поэтому человек сам принес золото, из которого выплавили знак, впоследствии врученный ему.

-Стало быть, не случись этого, в Вашей жизни все бы шло точно так же?

А.Б.: Думаю, да. Без изменений. Наградили – спасибо, приятно, но не более того.

- Надо же, как скромно.

А.Б.: Почему? Разве плох тот солдат, который не хочет стать генералом? – я не хочу. У меня задача другая - для меня зритель намного важнее.

- Вы работали в кино, что ярче всего запомнилось в работе с камерой?

А.Б.:Мало, у меня не получилось любви с кино - театр перетянул одеяло на свою сторону. Хотя, конечно, были интересные моменты. Например, когда я снимался в «Следе дождя» мне попалась удивительная съемочная группа – они все делали вовремя – скажут, приходи во столько-то, ты приходишь, тебя гримируют, ты входишь в кадр, снимаешься и уходишь. Но так было только один раз. А все остальные группы… Потому что не зря говорят «на съемку опоздать нельзя», это действительно так. Это невозможно, даже если вы поставите себе эту задачу – не опоздаете, придете вовремя, еще будете сидеть и ждать! А «След дождя» был действительно исключением.

- А как Вам, тогда молодому актеру, работалось в обществе профессионалов? Кстати, с кем Вы работали?

А.Б.:Там снимались Васильева, Куравлев и Будрайтис. Это замечательно, потому что в их окружении я почувствовал, что такое мастера. В работе с ними ощущаешь себя очень комфортно – они как «подушки» обкладывают тебя со всех сторон, и ты успокаиваешься, видишь, что нет никакой суеты, вроде и сам мастером становишься. А вообще, с кино у меня возник некий парадокс, я ни в один из моих фильмов не попал с фото или кинопроб, хотя их было безумное количество. Всегда устраивался после того, как говорил с режиссером, точно так же получилось с «Русскими братьями» Николая Фомина, где я снимался вместе с Ивашовым – это была его последняя роль. Действительно удивительный человек, совершенный бессребреник и классный актер! Более из этого фильма мне мало что запомнилось – снимали быстро, мои сцены были отсняты месяца за полтора, единственное, что осталось – огромное удовольствие от количества скачек на лошади, я вдоволь накатался на конях, опять же, первую травму получил именно там.

- Падали с лошади?

А.Б.: Нет, в перерывах между съемками (снимали мы под Пензой) была возможность искупаться в каком то «коровьем пруду» – было жутко жарко. А потом сказали «Мотор!!! Натура уходит!» А мы мокрые, все быстро на себя понатягивали и на полтора часа, на скачки. Не буду говорить, что после этого со мной было…

- Был ли у Вас опыт работы в телеспектаклях?

А.Б.: Год или полтора назад на «Культуре» был проект про историю русского театра, я там был единственным актером, который изображал и скомороха, и Варлаама, еще кого-то…Мне очень нравилось там работать – команда была очень приятная. Люди знали что они делают, хотели сделать это качественно, я просто не мог их подвести. Это так здорово подстегивало энергетически.

- Практически все ваши роли имеют ярко выраженный комический характер, за счет чего это происходит?

А.Б.: Мое глубокое убеждение, что в любой роли, даже самой трагической, нужно найти комическое, только тогда она будет раскрыта полностью. Человеческая натура такова, что злодея, за его страдания, мы будем жалеть, а смешного жалко не будет. Комическое еще больше усиливает трагизм постановки.

- Вы совсем не играете отрицательных ролей, почему?

А.Б.:Да, не складывалось. Меня даже в кино снимали исключительно на положительного персонажа. Отрицательные роли вообще достаются редко, но это такой сахар, это так вкусно, ведь там по настоящему есть, что играть! Поэтому очень люблю свою роль в спектакле «Заповедник», роль отрицательная – такая мерзкая сволочь, такая сальная… Бррр… Самое отвратительное – это «голубые» герои, конечно, не в плане сексуальной направленности, я имею в виду светлого героя, потому что там нечего играть, просто ходи по сцене дурак дураком и все. Даже в сказке «Шиворот-навыворот» по этому поводу, жуткий «просад», моему герою - Ивану там играть не чего – он практически лишен характера, перед ним не стоит ни одна задача. Там Дракону, Драконше, Алене есть что играть, а он (Иван) такой увалень с тонкой лирической душой, вокруг которого происходит все действие.

- На сколько детские спектакли отличаются от взрослых?

А.Б.: Очень сильно, потому что детей не обманешь. Не зря говорят, нельзя обмануть артистов и детей – это не возможно, наивность, с которой они все воспринимают, является защитой от глобального вранья. Нельзя солгать ребенку, ему нужно сказать правду, пусть другую, но правду. В эти глаза нельзя пускать ложь! Дети очень требовательные, как лакмусовая бумажка, четко реагирующие на любые изменения на сцене.

- А бывали случаи, когда все-таки солгали, сфальшивили, и ребенок это заметил?

А.Б.: Редко, но, конечно, бывало. Для меня показателем является эпизод, в сказке «Шиворот-Навыворот», когда перед концом первого акта я пью отравленное вино, а дети начинают кричать: «Не пей!». Также по ходу спектакля бывает много детских замечаний, когда они начинают кричать: «Отойди от Ивана! Не трогай Ивана!!!» И вот если это не происходит, значит, не поверили, но, Слава Богу, такое случалось раза два, не больше. В связи с этим был очень интересный момент, когда мы играли эту сказку во Франции. Там еще часть была на французском языке, которые объясняли, по ходу действия, что сейчас должно произойти. И вот, представьте себе, там сидят обделенные дети – у них же нет во Франции Детских спектаклей!

- Не может быть.

А.Б.:Нету!!!!! То есть они живых артистов, для них работающих, не видели! У них масса всего остального – кассеты, кинотеатры, а элементарного нет. И как раз там был замечательный случай: в спектакле есть сцена, когда меня утаскивает Дракон, мы долго деремся, после чего я выхожу петь главную, красивую арию – руки за спиной, некий Павка Корчагин, и, вдруг, я вижу во втором или третьем ряду сидит мальчик французский с огромным космическим бластером, выглядывая из ряда, целится на «плохих» героев, Ваню спасает. Это было так смешно, я внутренне просто раскололся – я хохотал!

- А в других сказках было что-то подобное?

А.Б.: Конечно. Мы играли «Кошку, которая гуляет сама по себе», я там играл Первобытного Мужчину. И был в спектакле момент, когда мой герой, ругается с женой, крича «Я уйду! Я навсегда уйду! Я совсем уйду!!!» Я, стало быть, кричу все это, и тут из зала тонкий детский голосок «Да пускай идет!!!!!» Да, думаю, благополучная семья у ребенка – все привычно.

- Маленькие зрители не идут общаться после спектакля?

А.Б.: Очень редко, они боятся. Ведь для них это сказка, и это очень хорошо, так и должно быть – мы для них настоящие! Это даже скорее не боязнь, а трепет, они же в сказке. Поэтому не очень правильно, что их приводят за кулисы, не нужно разрушать иллюзии.

- А цветы дарят?

А.Б.: Мне дарят мало. По той же причине – «голубой герой», для ребенка это не идеал. Я для них красивая такая колонна, вокруг которой и происходит все самое интересное.

-Для детей вам больше нравится играть?

А.Б.: Больше, но сложнее. Боюсь сфальшивить.

- В начале прошлого сезона в вашем театре была премьера спектакля «Роковая опечатка», где вы играли главную роль, однако, спектакль уже сняли. Почему это произошло?

А.Б.: Этого никто не знает. Одни говорят, что плохо посещался…

-Здесь я могу с Вами не согласиться, так как достаточно большое количество зрителя просто не успело посетить этот спектакль! А.Б.: Я честно не знаю, с чем это связано, а, следовательно, не могу понять. На этот спектакль были потрачены очень большие деньги, вполне возможно, что возникли проблемы где-то на верху, поэтому, маловероятно, что его возобновят.

- Вам самому нравилась «Роковая опечатка»?

А.Б.: На самом деле, я считаю этот спектакль не до конца удачным. От части из-за фонограммы, потому что, изначально, фонограмма (не люблю этого слова) должна быть «интерактивной», т.е. как только появляется новый хиток – он сразу должен запускаться в оборот. Этого предусмотрено не было. Тем более тема чиновников, она все таки не очень…

- Вам не нравилась эта роль?

А.Б.: Почему же, нравилась, было много приятных моментов, но честно скажу, что не жалею. Нет такого, мол «эх, такой спектакль!!!! Его бы играть и играть!» Видимо, такая судьба у этой постановки.

- Какую роль Вам бы хотелось сыграть?

А.Б.: Федю Протасова хотелось бы. Хотя, я пока всеядный и практически ни от чего не отказываюсь – мне все интересно. Ведь главное даже не роль, а решение спектакля и чем оно оригинальнее, тем лучше ; особенно если оно совпадает с моим внутренним мироощущением.

- Ваше любимое литературное произведение?

А.Б.: «Мастер и Маргарита». Конечно, очень бы хотелось поробовать сыграть Воланда, но не стоит, так как этот образ очень могущественен. Для меня это страшно. Ведь действительно есть вещи, которые нельзя трогать и роман Булгакова, одна из таких вещей. Он уже написан, более того, настолько четко выверен, что даже перестановка местами слов – может разрушить все произведение. Тоже самое я наблюдал и у Гоголя, не зря же Булгаков у него учился писать.

- А кто Вам близок из зарубежных авторов?

А.Б.: Очень сильно люблю американских писателей. Не знаю, может быть, мне попадались очень талантливые переводы, но Джона О´Хара я вообще считаю американским Львом Толстым. Было время, когда (не хорошее слово) «подсел» на Гарри Гаррисона. Так же из наших люблю Беляева и Ефремова.

- Раз уж коснулись этой темы – Ваше отношение к современной фантастике?

А.Б.: Это «Ночной патруль» что ли? Боже упаси, это отвратительно! Самое ужасное в этой ситуации то, что дети и молодые люди, которые будут жить после меня, говорят о том, что «Ура! Мы наконец - то догнали Америку».Это же совершенно ужасная мысль – мы, оказывается, всё это время догоняли Америку. Мы не свое создаем, не своим искусством занимаемся, а Америку догоняем! Так же жутко раздражает, когда в анонсах говорят, что это первый фильм, где рассказано о борьбе Света и Тьмы. Это, видимо, большое открытие. Ну, а если говорить совсем серьезно, но это фильм, в котором видны монтажные склейки – это недопустимо.

- Из последних вами просмотренных фильмов, что понравилось?

А.Б.: Очень понравился «Любовник» с Янковским, я возрадовался, что русское кино еще живо. С удовольствием смотрел «Красную Площадь».

- Вы работали в Дании, это так? А.Б.: Еще в Австрии, но это были не спектакли, а концерты – в прошлом году. Место,. где я выступал, является мировым музыкальным Олимпом, не знаю, чтобы было со мной, если бы я был музыкантом. А я не просто присутствовал там: я пел с этой сцены, сначала читал отрывки из «Онегина», а потом пел под оркестр со сцены венского Мюзик-Фераль! Как вы понимаете, для музыканта – это место безумно важно, так как является взлетной площадкой для всего мира – выше уже ничего нет.

-Серьезно!

А.Б.: Уровень был потрясающий – места зарезервированы принцем Чарльзом. Только по прошествии времени, вернувшись сюда, я понял, где я был. Чтобы лучше объяснить уровень этой площадки, скажу, что Спивакова не пусти там выступать (он выступал рядом, в Мюзик-Холлз), а Башмета пустили. И это действительно так: Спиваков – популярный автор, а Башмет – это мастер искусства!

- Как ощущение после такого Олимпа?

А.Б.: Приятно…(пытаясь изобразить природную скромность – И.Г.)

- Но голос у Вас действительно замечательный! Как вы начали петь, учились ли этому специально?

А.Б.: Это все случилось само собой – никогда я этому не учился. Мне хотелось петь, и я пел, в компании, под гитару. Был какой-никакой «голосишка» – просили спеть.

-Ну, касаемо «голосишки» это уж очень скромно!!!

А.Б.: Да…(смеется) Но скорее всего здесь имеет силу и наследственность. У моей бабушки тоже был сильный голос. Ведь самое главное в голосе – это его «опертость», а единственной тренировкой для моего голоса были переговоры с бабушкой, на даче, на расстоянии не меньше трех сот метров.

- Это правда, что Вас приглашали в Большой театр?

А.Б.: Не совсем верно. В нашем театре работает актер Андрей Раппопорт, мой близкий друг, а его бабушка – Наталья Дмитриевна Шпиллер – замечательная певица, лауреат всевозможных премий, в том числе и Сталинской, солистка Большого. И она сама звала меня к себе заниматься, всего-то нужно было двадцать минут в день (!), она давала какие-то особенные упражнения, которые нужны были только мне. Помню, мы позанимались с ней минут пятнадцать, и я взял такую ноту, что в кабинете на сорок метров задрожали стекла. Она-то мне как раз и говорила:«Саша. Вам надо позаниматься полгода, и я Вам гарантирую отделение в Большом театре», на что я, шутя, отвечал «что я другому отдана и буду век ему верна».

- Следовательно, Шервинский более чем Ваш герой.

А.Б.: Да, дали мне его исключительно из-за голоса. Ведь изначально у нас должна была быть музыкальная постановка – рок-опера. Но этого не получилось из-за каких-то проблем, к актерам не относящимся. В связи с чем, меньше чем за три недели у нас родился этот спектакль.

- Если говорить о театральных гастролях – есть ли отличия между зрителем русским и зарубежным?

А.Б.: Их нету. В Америке мы гастролировали два месяца с «Еленой Сергеевной», играли на русском языке, только перед началом выходил человек и объяснял – кто есть кто, и завязку сюжета. Все. Реакции были совершенно адекватные московским.

- А как реагирует немосковская публика, где вы были?

А.Б.: В Минске, Киеве, Уфе...Продолжать можно долго. Но есть одна вещь, существенно отличающая публику провинциальную – это ее целомудрие. Если московский (кстати и питерский в последние годы) зритель начинает реагировать мгновенно и гоготать во все горло, то там человек может долго сидеть и улыбаться, а мы то думаем, что не пробиваем зал! Особенно четко это смотрится на «Ошибках одной ночи» - даешь, даешь, а отдачи никакой, реакции нет. А потом вспоминаешь, я же в другом городе, они же воспитанные.

- На одном из спортивных каналов Вы ведете передачу о рыбалке. Каким образом, Вы,артист со стажем попали в эту программу?

А.Б.: Да потому что я рыбалкой увлекаюсь! Каким-то образом мы сдружились с этими людьми (в то время из передачи «Рыболов» ушел их бывший ведущий, и они предложили мне эту работу).

- Значит, рыболов Вы настоящий, ведь, по большему, счету профессиональный актер может сыграть, изобразить заинтересованность в какой угодно сфере…

А.Б.: Нет, рыбалка – это абсолютно настоящее. Уже десять лет я занимаюсь этим серьезно. В этом году мы ездили на Волжский Раскат, правда, не подсняли ничего – погода была отвратительная, но зато такие места…Очень много наловили!

- Как истинный рыбак – похвастайтесь самой большой пойманной Вами рыбой

А.Б.: Сом в 36 кг!

- Что вы любите, чем занимаетесь в свободное от театра время? А.Б.: Начну с того, что этого времени практически не бывает. Моя дочь выросла фактически без меня – маленькой я ее вообще плохо помню, только по фотографиям – я уходил, она еще спала, а приходил, она уже спала. А что люблю? – Люблю свою дачу, там всегда есть чем заняться. Люблю поездить по магазинам – таким большим, типа «Метро» - сразу начинают приходить всякие идеи…Еще я готовлю, у нас так повелось, что если я дома, то и готовлю только я. Самое обидное, что сейчас у меня появилось столько новой техники, а пользоваться ей нет времени.

- Часто ли актер может себе позволить отпуск? А.Б.: Очень редко, как правило, мы отдыхаем, заболевая чем-нибудь. Правда в этом году, впервые лет за десять, я весь месяц тупо отдыхал на даче, вдали от всего. Сидел и смотрел на лес.

- С кем из актеров Вам больше всего нравится работать?

А.Б.: В первую очередь, с профессиональными людьми, которые не раздражают режиссера, ситуацию. А «нравится» - это не то слово, скорее «комфортно», ведь на время спектакля у нас получается некая семейственность, «компашка», как у нас ее называю, а в этой компашке комфортно работать со всеми, если кто-то кому-то не нравится, то это может плохо отразиться на спектакле. Если брать личные пристрастия, то, безусловно, с Остроумовой, с Кабо, с Домогаровым. С Олегом Меньшиковым в «Калигуле» было безумно интересно работать…С Олегом вообще был забавнейший момент, когда, как раз в «Калигуле» мы позволили себе замечательную импровизацию, которая потом перешла в жизнь, как крылатое выражение.

- Стало быть, в текст сценария можно вносить свои поправки. А.Б.: Конечно. Дело в том, когда тебя «несет по волне» спектакля, в образ вплетаются актерские реакции, а не наоборот, это всегда бывает «в жилку» - зритель никогда не заметит, где твой текст, а где авторский.

- Случались ли размолвки со сценаристом или режиссером, когда вы видели своего героя не таким, каким его представлял себе постановщик?

А.Б.: Нет. Я – глина, я вижу так как видит режиссер. Мое «Я» в момент работы на самом заднем плане, на сцене буду уже я, а до этого из меня можно лепить что угодно.

- Сейчас у нас очень модным жанром стал жанр мюзикла, как Вы к ним относитесь?

А.Б.: Ну модными они стали довольно давно, просто россияне не знали, что «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» или «Юнона и Авось» - это мюзиклы. А современные постановки – это не то, мы другой народ. Взять тот же «Нотр Дам» - да безупречно двигались, хорошо пели, но посмотрел оригинальную версию и все, сравнивать это невозможно.

- Не возникало желания принять участие в подобных проектах?

А.Б.: Нет. Свое эго я потешил – меня утвердили в «Tomorrow land», я понял, что могу конкурировать с такими вещами. Я не буду ходить ни на какие показы, так как я считаю, что, если режиссеру нужно, он должен прийти и посмотреть меня в работе.

- Тем не менее «Иисус Христос-супер звезда» последнее время называют мюзиклом…

А.Б.: Наши вообще называют его музыкальным спектаклем. У меня странное отношение к этой вещи, почему-то когда мы начинали его делать, мне казалось, что ничего не получится, что нужны какие-то особые актеры, не такие как мы, более того, по сей день меня не покидает ощущение, что этого «не может быть, потому что не может быть никогда». Я вижу серьезные огрехи на изготовительном уровне, все как будто чуть-чуть недоделано.

- Но спектакль идет уже много лет. И Вы сейчас играете в нем две роли…

А.Б.: В «Христе» я сыграл пять ролей: весь Синедрион, Пилата и один раз Ирода. Осталось только Христа и Магдалину. Моя Магдалина была бы прекрасна…(смеется) А если говорить серьезно, с самого начала мне очень хотелось играть Пилата – это чисто профессиональное – меня восхитил Пилат у американцев: молодой, нервный, казалось, что так я не спою никогда. Хотя, даже сейчас, я своего Пилата еще не нащупал, не раскрыл до конца, так как редко его играю.

- Вы человек верующий. Как Вам удается так долго и так часто играть в столь еретической спектакле?

А.Б.: Бог мне помогает. Актерское ремесло греховно изначально. Раньше нашего брата даже в храмах не отпевали…

- Вы играете этот спектакль уже 14 лет, наверняка случались какие-то курьезные моменты.

А.Б.: Конечно. Я тогда первый раз играл Каяфу, а покойный Борис Владимирович Иванов – Пилата. Был очень смешной момент в «Визите Каяфы к Пилату» - приводим Христа и я говорю Пилату, что «Здесь бунтовщик, к тебе доставлен он», на что тот мне должен пропеть «Я не вижу причин, сколь-нибудь веских…» и т.д., а вместо этого слышу: «Я не вижу…пам-пам…» - и он целиком напел ритм, без слов. Не знаю, как я выдержал этот эпизод – и не раскололся!!!

-Зритель заметил?

А.Б.: Зритель те замечает того, чего артист не хочет, чтобы он замечал. Так в Америке был случай, когда нам по ходу действия нужно было разливать и пить шампанское, которое как выяснилось уже во время спектакля, все пролилось в сумку. Все актеры это знали, однако, открыли, выпили...

- Любимые спектакли. из идущих.

А.Б.: «Ошибки одной ночи», «Белая гвардия», сказка, «Заповедник».

- А как Вы входите в роль?

А.Б.: Очень просто – выхожу на сцену и играю. Более ничего для этого специально не делаю. Вхожу легко – выход у меня тяжелый, долго не могу уснуть, расслабиться. Поэтому, после спектакля, никогда не езжу на метро – нервы не выдерживают.

- Часто ли актеры подшучивают друг над другом?

А.Б.: Конечно, когда становится скучно на сцене. Был случай в «Кошке, которая гуляла сама по себе», когда мой партнер, Витька Гордеев, по сцене вместо слов «Клянусь диким быком, которого я убил сегодня» сказал: «Клянусь диким БОБРОМ…»

- Значит, Бобром Вас все таки называют.

А.Б.: Ну, да. Это единственная кличка, прилипшая ко мне намертво. Дочери моей, в связи с фамилией, повезло точно также. Хотя, Бобром быть не так уж и плохо.

- Как Вы относитесь к своим поклонницам, дамы Вас очень любят!

А.Б.: Спокойно, если они не докучают, тем более, сразу отсылать это и грубо, и не тактично, ведь человек не в чем не виноват. Естественно, не в коем случае, нельзя идти ни на какие контакты – это не допустимо!

- Существует ли такой актер, которого Вы считаете своим «учителем», тот на которого хотелось бы быть похожим.

А.Б.: Есть такой человек, можно сказать, кумир – Леонид Марков. Очень хотелось бы хоть когда-нибудь хотя бы на капельку приблизиться к его мастерству, к его актерской величине!

- Домашние часто посещают Ваши спектакли?

А.Б.: Последнее время случается, а раньше, крайне редко – я не хотел их впускать свой дом во все это. Потому что там, дома, - та единственная нора – «хатка Бобра» - в которой я живу, куда я могу спрятаться.

Инна Когнито

Инна Когнито




Copyright © 2004-2005 a-bobrovsky.narod.ru
Сайт управляется системой uCoz