Каждый из нас был когда-то убит
Война ходит рядом. Как ни крути, а от военной темы никуда нам, сегодняшним, не деться. Театр Моссовета в лице режиссера П.Хомского и художника М.Китаева выразил свою точку зрения на "военный вопрос" при помощи пьесы Б.Брехта "Мамаша Кураж и ее дети".
Бенефисную роль маркитантки Анны Фирлинг - мамаши Кураж - сыграла В.Талызина. Сыграла точно, горько, серьезно. Правда, есть ощущение, что ее мамаша Кураж уже с самого начала сломлена войной и весь ее последующий путь не приносит ей ничего нового. У нее и так ничего не осталось, кроме неистового взгляда, сильных рук главы семьи и непроходимого цинизма, апофеозом которого становятся слова: "Души у меня нет, а вот дрова мне нужны". (Поскольку для нее что священник, что дровосек, что кто угодно другой - все едино). Однако однозначного актерского бенефиса не получилось. Ибо весь спектакль стал своего рода бенефисом самой темы, персонажи которой - краски одной картины и потому одинаково важны. Будь то самонадеянный Командующий (В.Бутенко), двуличный оборотистый Священник (А.Яцко), пьяненькая Иветта (И.Климова) или перепуганное крестьянское семейство (В.Гордеев, Г.Дашевская и Д.Ошеров). И, конечно, дети мамаши Кураж. Сыновья - юный лирический Швейцеркас (Е.Золиков) и статный воинственный красавец Эйлиф (А.Бобровский), и немая дочь Катрин, ставшая благодаря исполнению М.Кондратьевой самой выразительной из всех. Изломанное, убогое существо, изначально обиженное жизнью, оказывается живым укором не только войне, но и порожденному ею человеческому равнодушию. Кондратьева играет страшную до мороза по коже безысходность, все усугубляющуюся по ходу действия. Ее немота отнюдь не безмолвие. Она то взывает к небесам, то воет от боли, то захлебывается слезами. Страшнее всего становится, когда она по-настоящему замолкает, как в сцене возвращения Катрин из города, где на нее напали солдаты. Нет слов, жутко видеть, как от обстоятельств постепенно ломается сильный, здоровый, полноценный человек. Но намного больше ужасает тот же процесс, происходящий в человеке, и до того не имеющем оснований радоваться жизни.
Все эти люди проходят перед глазами, как в документальном фильме, предлагая не столько поразмыслить над конкретными судьбами, сколько вглядеться в нарисованный ими портрет времени и выбрать свое отношение к теме. Заявленный Брехтом жанр "хроники" оказался полностью оправдан создателями спектакля. Картинки-кадрики сменяют друг друга со скоростью стеклышек калейдоскопа. Неспроста Брехт считается едва ли не основателем клипового мышления на театре. Но П.Хомский, взявшись соединить в спектакле и раздумья о войне, и свое представление о театральной стилистике Брехта, несколько переусложнил задачу. Отчего ткань спектакля получилась очень неровной. Например, резко увеличилось количество зонгов, но многие из них выглядели вставными концертными номерами. А уж дополнение этих эпизодов кордебалетом в камуфляже, отплясывающем за спиной поющего, кажется просто излишним. Во всяком случае, куража не добавляет. Да и постоянные перебивки разговорных и песенных сцен не дают возможности сосредоточиться на действии и выстроиться общему настроению. В этом смысле второй акт намного удачнее первого. Поскольку там пьеса берет свое, и действие неумолимо ускоряет движение к страшной развязке. Для которой придуман мощный образ: последние слова сменяются грохотом военного марша, по всей сцене поднимаются солдаты, а на переднем плане это шествие возглавляют фигуры троих убитых детей мамаши Кураж. Неспроста спектакль завершает фраза, звучащая уже "за кадром": "Каждый из нас уже был когда-то убит".
Алиса НИКОЛЬСКАЯ
Культура 25/05/2003
|