Главная Биография Фотографии Театр Кино Пресса Гостевая Ссылки Почта

Мы уже были убиты...

В канун Дня Победы в Театре им. Моссовета вспомнили о Тридцатилетней войне.

Премьера спектакля «Мамаша Кураж и ее дети» состоялась накануне Дня Победы. В одной из известнейших пьес мирового репертуара речь идет о далекой Тридцатилетней войне, мы отмечаем 55-ю годовщину Великой Победы, а на просторах нашей страны все длится и никак не завершится многолетняя и страшная война — все это сошлось каким-то странным образом в новом спектакле Павла Хомского по пьесе Б. Брехта.

В своей хрестоматийной статье «О театре» Брехт раскрывал значение «Мамаши Кураж...»: «...война уничтожает человеческие добродетели даже у самых добродетельных людей... можно пойти на любые жертвы, лишь бы одолеть войну». Казалось бы, слова эти просты до банальности. Впрочем, сегодня любая декларация, любое проявление общественного чувства воспринимаются нами как банальность. Мы стали за последнее десятилетие настолько свободнее в своих пристрастиях, проявлениях собственного «я», в своих суждениях, что «человеческое, слишком человеческое» не способно пробить толстый слой равнодушия, покрывающий наше бытие подобно слою шоколада импортного производства. Павел Хомский, прекрасно осознающий это и, как многие люди его поколения, воспринимающий подобное равнодушие менее всего как норму, пошел ва-банк.

Хомский поставил Брехта так, как ставил свои пьесы сам Брехт; так, как ставил некогда «Доброго человека из Сезуана» Юрий Любимов и «Кавказский меловой круг» Роберт Стуруа, — в театральной эстетике «очуждения», призванного, по Брехту, не покорить эмоции зрителя, а апеллировать к человеческому разуму. Заставляя не сопереживать, а определять собственные позиции. Думать и решать.

Трудно судить, насколько современна сегодня брехтовская теория эпической формы театра — она, что называется, вышла из употребления. Мы давно уже ходим в театр за другим. Но классическое прочтение «Мамаши Кураж...», предложенное автором сценической композиции С. Коковкиным, режиссером П. Хомским, художником М. Китаевым и композитором А. Чевским, захватывает и заставляет вспомнить иные театральные времена. Трагедия маркитантки Анны Фирлинг (В. Талызина), воспринимающей войну как большой торговый путь, приносящий немалую прибыль, выстроена как трагедия обыденной жизни, в которой кочевой быт, свистящие над головой пули и гибель близких куда привычнее и проще, чем неведомое существование в пределах мира. Мир воспринимается не одной лишь Анной, но и ее старшим сыном Эйлифом (А. Бобровский), не умеющим ничего, кроме как убивать и грабить, и ее возлюбленным поваром Ламбом (А. Васильев), и многими безымянными персонажами «Мамаши Кураж...» как пугающая неизвестность, в которой предстоит чему-то научиться, что-то познать... У Брехта есть программное стихотворение, написанное в 1948 году, после возвращения в Берлин (перевод И.Фрадкина):

Когда я вернулся,
Волосы мои еще не были седы,
И я был рад:
Трудности преодоления гор позади нас,
Перед нами трудности движения по равнине.

Именно этих трудностей больше всего страшатся герои пьесы, в которых давно уже уничтожены все человеческие добродетели. И театр справедливо выносит этот мотив как основной, движущий мотив действия — об умершей морали, о погибших нравственных ценностях. Но и о наказании, которое рано или поздно придет. Мир, воссозданный на подмостках замечательным художником М. Китаевым, неустойчив и непрочен. Действие начинается с очень сильной и яркой метафоры: неподвижные холмики под крестами медленно оживают, превращаясь в солдат, чья форма несет на себе меты всех войн, всех времен (костюмы В.Севрюковой). Под маршевую музыку они медленно надвигаются на нас — мертвые, которые уже не имут ни срама, ни отчаяния, ни ужаса. И за ними угадываются пока еще смутные очертания фургона мамаши Кураж — вечного спутника этой непрекращающейся войны, на которой деньги легки. В финале спектакля над крестами появятся фигуры детей Кураж — ее плата и ее расплата одновременно; расстрелянный и брошенный на помойку младший сын Швейцеркас (Е. Золиков), повешенный мародер Эйлиф, немая дочь Катрин (М. Кондратьева), чей барабан сумел-таки разбудить жителей города и предупредить их о надвигающихся врагах.
О том, насколько серьезна и принципиальна для театра эта работа, свидетельствует не только мастерство главных исполнителей, в числе которых стоит назвать и И. Климову (Иветта), и А. Яцко (Священник), но и ювелирная россыпь эпизодических ролей — Фельдфебель (Ю. Кузьменков), Интендант (В. Горюшин), Старая крестьянка (Г. Дашевская), Одноглазый (Ю. Беркун). Мне кажется, этот сильный, отличающийся почти плакатной публицистичностью и яркой театральностью спектакль очень нужен сегодня. Он расширяет наше представление о том, каким должен и может быть театр на пороге нового тысячелетия. Разным и совсем необязательно развлекательным. Нам слишком о многом необходимо вспоминать всерьез и не только по праздничным датам. И сегодня театр дал эту возможность, напомнив: столько войн прошло на Земле, столько их продолжается, что каждый из нас, жителей Земли, уже был когда-то убит...